Ставка на Проходимца - Страница 41

К оглавлению

41

Не знаю, сколько попыток предпринял штатный Проходимец группы захвата, пытаясь провести погоню вслед за нами. И слава Богу, что я не слышал всевозможных эпитетов, которыми награждали меня и того злополучного штатного Проходимца. Мне его было не жаль — нечего своих преследовать! — а проклятия и маты в мой адрес остались на многострадальной Земле. Земле, которая и так стонала от гнета грехов человечества. Вот когда-нибудь она не выдержит, капнет последняя капля, переполняя чашу терпения, и тогда… тогда и наступит Судный день. Только наступит уж никак не в две тысячи двенадцатом году, как предсказывал календарь язычников-майя. Старушка-Земля еще потерпит, мучаясь болезнью человечества. Поскрипит еще, болезная, — слишком крепко сделана, сразу не развалишь… Ого! Ярковато, однако!

Так думал я, вылетая из темно-серого тумана Перехода в ослепительно-яркий полдень.

Полдень другого мира.

Часть вторая
ПОСРЕДИНЕ

Глава 1

Кто-кто в теремочке живет?

Лягушка-квакушка

— Леш, где это мы?

Я не ответил сестренке, оглядывая залитые солнцем окрестности из-под перебинтованного козырька руки. Окрестности не радовали разнообразием: на все четыре стороны, куда ни глянь, вольготно раскинулась песчаная пустыня. Огромная, как море, ослепительная, как блондинка под софитами.

И жаркая, как доменная печь: у меня даже глаза вмиг пересохли.

— Леш, это другой мир? Или мы… — Голос Люськи дрожал в унисон с раскаленным маревом над барханами.

— Или мы что?

Я, убедившись, что в округе никого нет, слез с мотороллера и принялся стягивать с себя одежду. Потом, озадаченный подозрительной тишиной, обернулся и внимательно взглянул сестре в лицо. И ее лицо мне очень не понравилось, вернее, не радовал ее взгляд: застывший, какой-то неживой, словно она смотрела внутрь себя, и ей очень не нравилось то, что она видела.

— Ты что, глупая? — Я взял ее за плечи, немного встряхнул. — Чего надумала?

Люська сжала губы, словно удерживая рвущиеся наружу слова, потом губы не выдержали, задрожали, и из них полился поток слов, сопровождаемый к тому же потоком быстро высыхающих при такой жаре слез:

— Мы ведь… ведь мы не умерли, да? Не умерли? А то я подумала, что мы… мы с того обрыва… или нас застрелили, и мы теперь… теперь…

Я удивленно поднял брови, впрочем уже догадываясь, что хочет сказать Люська. А как бы я отреагировал в такой ситуации, если бы до этого не прошел через несколько миров?

— Успокойся, Люсь. — Я обнял ее трясущиеся, несмотря на жар от песка и солнца, плечи. — Мы не умерли. Мы не в аду. Мы живы. Это просто другой мир, как я тебе и говорил. Просто мир, где жаркая пустыня… вот такая вот куча раскаленного песка… и нам нужно найти здесь моих друзей и… Маня! НЕ ТРОЖЬ РЮКЗАК!!!

Гивера с невинным видом — мол, и рюкзак-то не понюхай — какие строгости! — отвернулась от рюкзака и улеглась в тени мотороллера. Надо за ней приглядывать: в таком месте, как эта пустыня, еда и вода могли оказаться жизненно важными ценностями. Особенно вода. А Мане ничего не стоило прогрызть канистру с водой: тяп — и готово! И не такие орешки раскусывала. На Шебеке вон, жилет на полицейском прокусила, зараза, а там броня — не чета тонкому металлу канистры. Эх, мне бы с собой такую броню на случай неожиданных критических ситуаций… Кто знает, что среди этих барханов водится. Или…кто.Человек-то, практически, всегда опасней зверя. Если он сам — зверь. Где-то я это читал… у Никитина, что ли?

— А здесь красиво, — проговорила шустро успокоившаяся Люська. — Словно песчаное море: ни конца ни края… и барханы-волны… только вот жарко очень…

— А ты разденься, — посоветовал я ей. — Только на голову что-нибудь надень: тебе только солнечного удара не хватало!

Сестра застыла в размышлении, а я, скинув куртку и гольф, побрел в одной футболке, пытаясь подняться на бархан. Солнце обрушилось на прикрытые только тонким хлопком плечи, словно вдавливая меня в песок своим сухим жаром. Увязая ногами в раскаленной сыпучей лаве песчинок, я вскарабкался к гребню бархана, чуть было не выбрался на него, да вспомнил наставления инструктора по выживанию и встал на четвереньки. Блин горелый, какой горячий песок!

«Не высовывайся! — вот главная заповедь для выживания, — втолковывал мне и другим курсантам низенький коренастый инструктор. — Если хочешь остаться целым, сделай все, чтобы тебя не заметили раньше времени, раньше, чем это тебе нужно».

Я, пригнувшись к песку, осторожно поднял голову над гребнем бархана. Никакого движения, никаких преследователей, догоняющих нас от осеннего Крыма. Пусто. Только марево над песчаным морем и Дорога, идеальной прямой рассекающая неуловимый бег барханов. И как ее не засыпает?

Дорога уходила вдаль в том направлении, куда указывало переднее колесо мотороллера. То есть в том направлении, куда нас вывел Переход. В противоположной же стороне, метров за пятьдесят от нас, Дорога просто уходила в пески, ныряла в бархан, и я сомневался, что она где-то неподалеку из него выныривала.

— Ле-еш… — послышался голос снизу. Люська, сняв свою розовую осеннюю курточку, нерешительно топталась возле мотороллера. — Леш, а мне и в свитере жарко!

Я съехал на лавине песка к Дороге, встал, отряхнулся, глянул на сестру. Н-да, свитерок плотной вязки, однако…

— Так сними его.

Люська презрительно сощурилась на недалекого братца-мужлана.

— У меня же под ним… Там же только…

— Лифчик?

41