— Его сильно привалило, — сдавленно проговорил Санек. — Мне вон всю спину отбило… болит — мочи нет… Ками при обвале к Люде кинулась — прикрывать… вот они обе в уцелевшем углу и оказались. Имар отволок Данилыча на себе в это укрытие, а Людмила мне допрыгать помогла.
Я помолчал, переваривая услышанное. В каких только передрягах нам не приходилось побывать на Дороге, но почему-то всегда оставалась уверенность, что вся наша команда целой и невредимой выйдет и из этой ситуации, доберется до Точки, доставив груз… и только вспоминать будем со смехом о минувших опасностях…
Данилыч был сердцем нашего экипажа, его стержнем. Он создавал ощущение какой-то «домашности», защищенности. Приятно было ощущать, что рядом есть кто-то опытный, кто подскажет, научит… пусть прикрикнет, но поможет в любом случае. Хотелось верить, что всё будет в порядке, пока этот ворчливый, но добрый мужичок, этакий хозяин-собственник, будет заботиться о своем движущемся доме.
И вот теперь, когда этот дом на колесах утонул в потоке, а хозяин лежал без памяти, осознание беззащитности, отсутствия какого-то привычного прикрытия охватило меня с такой силой, что я сжался, еще крепче прижимая к себе сестренку.
«А если Данилыч умрет?»
Я мысленно застонал от такого предположения. Внутри нарастало ощущение ледяной глыбы, что, появившись в районе груди, стала тянуть на себя тепло тела, грозя высосать его совсем.
Мы часто не ценим того, что имеем. Я жил без отца практически от рождения, и теперь мне стало ясно, что в Данилыче я видел пусть эфемерный, но все-таки отцов образ. Да и он вел себя со мной и с Саньком словно отец двух глупых мальчишек, что нуждались и в затрещине, и в ободряющем слове.
Дорога-Дорога… ты подарила мне дружбу этого человека, ты хочешь и отобрать его у меня. Что же ты такое, есть ли у тебя хоть какие-то чувства или ты — всего лишь бесстрастный механизм переброски людей из мира в мир? Смогу ли я теперь когда-либо снова выехать на твое полотно или горечь потери заставит меня возненавидеть тебя? Хотя… в чем тут Дорога виновата? Это на мне был комбинезон, что мог защитить Данилыча. Компенсационные составляющие костюма и шлем наверняка защитили бы его от камней и бревен. А я… а я, может быть, и так бы выкарабкался: вон, Имар и Санек ведь остались живы безо всяких шебекских боевых скафандров!
Холод, холод внутри… И как мне теперь жить с такой льдиной в груди?
Из темноты раздались стон, кряхтенье, а затем сиплый голос медленно произнес:
— Всемилостивый Боже… и какого хрена мне эту чалму намотали?
Дай мне не то, чего я себе желаю, а то, что мне действительно необходимо.
Антуан де Сент-Экзюпери
— Черт с ним, с транспортом этим, — сипел Данилыч под шум дождя, — главное, отсюда выбраться целыми. И больше в этот поганый мир — ни ногой!
— Я обещал тебе за ним вернуться, и я вернусь, — упрямо ответил я. — Или помогу заработать на новый.
— Мы это все вмесче сделаем, — сказал Имар из темноты. — Правда?
Ответом ему была тишина, только Люська всхлипывала тихонько да дождь шумел, словно неизменное звуковое сопровождение. Я снова надел шлем, включил графику и немного высунулся из-под каменного навеса. Теперь, когда я был на некотором расстоянии от шагающих гигантов, я наконец мог более-менее нормально их рассмотреть, а не только проносящиеся мимо ноги-колонны. Графика сенсоров очертила огромные неровные силуэты, шагающие на нескольких парах ног, будто исполинские динозавры. Только вот таких больших динозавров на Земле никогда не существовало. Даже если учитывать всяких там «суперзавров», длина которых составляла метров пятьдесят вместе с шеей и хвостом. Мерно шагающие сквозь дождь многоногие чудовища также были около пятидесяти-шестидесяти метров в длину, только вот всякое подобие хвоста или шеи у них напрочь отсутствовало: просто овальная неровная туша, выглядевшая так, словно ее кто-то лепил из пластилина, да не долепил, оставив вмятины от пальцев. Каждого исполина покрывали разнообразные наросты, пучки водорослей, прочая непонятная мерзость. Высота гигантов была примерно с пятиэтажный дом, что тоже рекордно для динозавров. Сколько весит подобная туша, я даже предпочитал не думать. Я не удивился бы, узнав, что на каждой твари сидит целая колонна паразитов… Кстати, та шустрая «куча тряпок» запросто могла быть…
Я зачарованно наблюдал, как от брюха ближайшего ко мне чудовища отрывается пара «клубков водорослей», скользит по ноге-колонне и направляется к скальному навесу, под которым мы все укрылись. Я даже помедлил предупредить остальных и, только когда до тварей оставалась пара десятков метров, поднял ствол дробовика.
— Ребята, к нам гости!
За моей спиной завозились, звякнул металл…
— Сашок, возьми «Сайгу», — просипел Данилыч, — у меня рука нерабочая.
«Клубки водорослей», каждый из которых был около двух метров в диаметре, набирали скорость быстрыми и длинными прыжками, напоминая какие-то фантастические гибриды африканских львов с морской флорой.
Я навел ствол дробовика на один из «клубков», спокойно потянул спуск.
Щелк, осечка.
Я глупо снова нажал на спусковой крючок, хотя вместо этого мне нужно было передернуть затвор, чтобы избавиться от негодного патрона. Та тварь, что была ближе ко мне, прыгнула, размазавшись в движении, слева от меня грохнула «Сайга», застрекотал пистолет-пулемет… Тварь потеряла направление полета, крутнулась в воздухе, шлепнулась перед навесом, метрах в двух левее своей начальной траектории, забилась, от нее полетели брызги…