— Вот чертовы камни! — пробурчал недовольно через интерком Данилыч. — Помнут борта, как пить дать!
Я сидел в каюте вместе с Ками и Люськой. Башенку пулеметного гнезда мы опустили в корпус прицепа, чтобы ее не повредили камни, да и бронекерамика могла потерять прозрачность, став матовой из-за непрестанного трения песчинок. Хотя, кто знает эту шебекскую бронекерамику, какое воздействие нужно для ее повреждения!
Имара с нами в каюте не было: он, как только мы выехали из деревни, ушел в грузовое пространство прицепа и до сих пор не показывался. Может, спал, хотя спать при таком напряжении сил стихии вокруг мне не представлялось возможным, может — занимался каким-нибудь личным делом, к примеру — чистил снайперский комплекс.
Санек включил музыку через динамики интеркома, и голос Криса Мартина странно смешался с завыванием ветра. «Сэйв ми…» — пел солист Колдплэя, и я был совершенно с ним согласен: «Спаси и сохрани, Господи, всех, кто в такую бурю оказался в пути…»
Люська постепенно стала расслабляться, уселась на койке более непринужденно, даже стала подпевать в унисон. Надо же, слова знает! И с чего такая любовь к британскому року?
— Я заварю чай, — сказала молчавшая до сих пор Ками.
Я одобрительно кивнул ей: действительно, чай был бы весьма кстати, чтобы помочь британцам в разрежении напряженной атмосферы.
Ками настолько ловко управлялась с заварочным чайником и чашками, что я даже увлекся, засмотревшись на ее плавные, неторопливые, но чрезвычайно грациозные и рациональные движения. Прямо-таки танец заваривания чая какой-то! Что, в принципе, учитывая ее происхождение, неудивительно.
Протянув мне чашку, Ками немного склонила голову, словно приветствуя меня, на что я тоже ответил наклоном головы. Так же она подала чашку Люське, которая тут же восторженно выпалила: «Ну настоящая китаянка, правда?» — отчего Ками бросила на меня странный взгляд, словно спрашивая, насколько я оценил ее талант заваривать чай.
— Хороший чай! — пробормотал я, попробовав горячую жидкость. — Ароматный такой…
Чай действительно был неплох. Не знаю, откуда Ками взяла заварку (может, просто из запасов Данилыча выудила), но напиток получился весьма приятным, и даже я, при своем ровном отношении к китайскому чаю, попивал его не без удовольствия. Вот только мне не совсем понравилась реакция Ками на мою похвалу: девушка вспыхнула румянцем, что было видно даже через ее смуглую кожу, и тут же сделала вид, словно очень занята перебиранием вещей в какой-то коробке. Правда, на несколько секунд позже, когда я, прихлебывая чай, заметил, что Ками — «достойная дочь Шебека», шебекчанка враз потеряла весь румянец и с укоризной, даже какой-то болью, взглянула на меня. Что скрывалось за этой реакцией, я не знал, но вспомнил, что и раньше Ками несколько болезненно реагировала на слова о ее родине.
Какая тайна хранилась в душе этой девушки? Она настолько отличалась от обыкновенной молодежи, что становилось понятно: детство у шебекчанки было вовсе не с розовыми оборочками. К тому же ее поведение в последнее время заставляло меня быть настороже: как-то слишком много внимания она уделяла моей скромной особе, хоть и пыталась это скрывать. Я даже предположил — хоть это и попахивало бредом, — не задалась ли Ками целью принять меня старшим братом вместо Нэко? Пионские развалины ему пухом, конечно… но как-то неуютно было от таких мыслей — это факт.
Я встал, налил чаю в металлическую кружку размером побольше, прихватил половинку шоколадки. Ага, а шоколадка-то из моих запасов! Эх, Люська… окончательно распотрошила мой НЗ! Сладкоежкой была, сладкоежкой и осталась.
— Имару чаю отнесу, — сообщил я обращенным ко мне взглядам. — Что-то он засиделся среди груза…
Девушки промолчали.
Я нырнул в узкую дверку, ведущую из каюты в основную, грузовую часть прицепа. Имар сидел спиной ко мне на ящике с инструментами и что-то делал при свете светодиодной лампы. При шуме открываемой двери он оглянулся, но, удостоверившись, что это я, снова вернулся к своему занятию.
«Не иначе с оружием возится, — подумал я, — и охота ему этим заниматься в такое время!»
— Я тебе чаю принес, — сказал я, подходя ближе.
— Хорошо, — ответил Имар и с удовольствием потянулся — видимо спина затекла.
Я протянул ему кружку и шоколадку, уселся на стоящий неподалеку ящик, бросил взгляд на то, что было закрыто раньше спиной пионца…
Имар не чистил в сотый раз винтовку. Он шил обувь.
— Сандалии? — спросил я, кивая на сложное переплетение ремней.
Имар невозмутимо отхлебнул чаю, но мне показалось, что он немного отвел глаза в сторону.
— Для твоей сесчры, — ответил он и кинул в рот кусочек шоколадной плитки, — она просила…
Я кивнул, стараясь оставаться таким же невозмутимым, как Имар. Что ж, понятное дело: девушка попросила, парень сделал… Только как-то не вязалось это с обликом крутого стрелка. Хотя, кто знает, что у чернокожего вояки хранится под продубленной кожей и крутыми мускулами? Может, там, среди отточенных мыслей убийцы, осталось место и для заботы о хрупком женском существе?
Я недовольно покрутил головой. Мне сейчас только этого не хватало: сушить голову над непонятным поведением самой таинственной части моего экипажа: Ками и Имара. Как будто других проблем мало!
Имар, похоже, заметил мое недовольство и разжал губы, чтобы что-то сказать, но голос Данилыча из динамика интеркома позвал меня в кабину.
— Буря утихает, — сказал водитель, когда я вынырнул из гибкого перехода, соединявшего кабину и прицеп. — Сейчас попробуем двинуться дальше. Главное, чтобы проклятый песок не помешал: занесло им все, наверное…