Внезапно Маня, унесшаяся было вперед, отпрыгнула назад, прямо мне под ноги. Я едва не покатился кубарем, но умудрился перемахнуть через гиверу и затормозить.
Улица была перекрыта.
Огромные уродливые тени, которые я из-за их неподвижности принимал за технику, в изобилии разбросанную на нашем пути, двинулись нам навстречу. Знакомые плавно-дерганые движения, угловатые силуэты, длинные прутья усов-вибрисс…
Я заметался, бросая лихорадочные взгляды на высокие стены домов, зажимающих улицу в грубые объятия, но нигде и намека не было на какой-то вход или пролом. Мало того: по правой стене вниз неторопливо спускалась еще одна угловатая крупная тень. Конечно, чего ей торопиться? Я был в ловушке.
— Что ж, — пробормотал я сквозь зубы, — остается надеяться, что Санек уже в транспорте.
Я поискал глазами гиверу. Та припала к земле неподалеку, похоже собираясь дорого продать наши жизни.
— Драпай, Манька! — крикнул я ей. — Убегай, пока можешь!
Маня и ухом не повела, только еще больше прижалась к толстому слою мусора, устилающему улицу.
Я обернулся назад, услышав нарастающий шорох сотен хитиновых лап. Из пролома в стене магазина вытекала лавина паукообразных или ракообразных — кто знает! — захлестывая улицу живым потоком. Ветерком до меня донесло мерзкий запах, словно тысячи клопов-вонючек давили в прессе.
«Блин, они еще и воняют!» — пронеслось в голове. Тошнотный клубок подкатил к горлу: представилось, как эта зловонная масса захлестывает меня и рвет на куски…
Страх, отвращение, паническая ярость… Я, выкрикивая что-то бессвязное, начал палить по живой лавине хитиновых тел, хоть это и не имело никакого смысла. Словно пытаться остановить волну прибоя, кидая в нее камушки. Гораздо разумней с моей стороны было бы отыскать какую-нибудь гранату, сделать пролом в стене и уйти по помещениям зданий, как можно сильнее запутав своих насекомых преследователей.
Магазин гранатомета был пуст: я давно вхолостую щелкал спуском. Отбиться же только огнем автомата не стоило и мечтать.
Какими словами я наградил приближающихся тварей… Не думал, что у меня такие творческие способности. Столько парусных рядов сделали бы честь любому моряку хоть торгового, хоть военного флота. И самое удивительное — твари приостановились!
Обиделись, что ли?
— Смотри-ка, Манька, чего это они? — Я привалился к стене — ноги не держали. — Совещаются, с чем нас употребить?
Действительно, твари, покачиваясь, поводя в воздухе усами и шипастыми конечностями, словно колебались… словно их что-то вдруг разволновало. Маня же, наоборот, кинулась куда-то вперед, как будто желая все-таки прорваться через заслон крупных крабопауков и догнать Имара с Саньком.
Вибрирующий гул как-то вдруг, разом заполнил улицу. Сам воздух задрожал, напрягшись от низких частот. Что-то вроде звучания гигантского органа в нижнем регистре, смешанного с жужжанием, похожим то ли на треск высоковольтной линии, то ли на огромный рой каких-то насекомых… И шел этот звук, по-видимому, сверху.
«Ну вот, — обреченно подумал я, наблюдая, как лавина мелких гадов, что выползла вслед за мной из пролома, сбилась в кучу, а потом словно брызнула назад во тьму. — Вот и воздушные твари подоспели… Теперь и ребята на транспорте не уйдут…»
И такое разочарование овладело мной, что я, отшвырнув автомат, сполз по стене и замер, раскинув онемевшие от усилий ноги рядом с оплывшей ходулей какого-то механизма.
Зачем было дергаться, зачем бороться? К чему все эти усилия?
— И чего тебе, дурак, дома не сиделось? — проговорил я, обращаясь к самому себе. — Гулял бы сейчас где-нибудь по городу, семечки щелкал…
Пламя плотными пучками ударило по улице, взрывая дорожное покрытие, зажигая все, что только могло гореть. Меня спасло именно то, что я сидел возле стены и частично был прикрыт металлической с виду ходулей, за которой я скрутился, прикрыл голову руками, подставляя огню спину, защищенную жилетом «медика». Крабопауки горели молча, только хитин трещал в бешеном огне. Что-то оглушительно бухало, скрипело, почва подпрыгивала от мощных ударов, словно на землю роняли целые скалы. Когда, наконец, пламя приутихло, я поднял ошалевшую голову и уткнулся взглядом в плоское брюхо какого-то здоровенного летательного аппарата, что величаво проплывал над улицей, заставляя перепонки буквально рваться от вибрирующего гула.
— «Ни хрена себе!» — сказал Малыш, увидав Карлсона, — пробормотал я, пытаясь взять себя в руки. Хотя бы встать…
Руки, к слову, были немало опалены и никак не хотели брать мое жалкое, трясущееся тело.
— Это что же за хрень такая, а, Маня? — спросил я гиверу и вдруг понял, что, возможно, спрашивать мне уже и некого: Маня, по-видимому, мчалась посреди улицы, когда по ней прошелся огненный шквал. Я поднял тактические очки на лоб, зашарил взглядом по пылающей мостовой, но в сполохах пламени ничего не было видно. Что ж, может, это и к лучшему.
— Что ж вы за твари такие?! — закричал я вверх, в равнодушное небо, в тускло блестевшее огромное чрево, исчезающее за краем крыш. — Что ж вы так… так…
Я снова плюхнулся на зад и заревел, словно крик открыл какие-то шлюзы, до этой поры закрытые нервным напряжением наглухо. Ревел, трясся, размазывал слезы обожженными кулаками, не чувствуя боли, не осознавая происходящего вокруг. Не замечая, что выжившие крабопауки снова стали подбираться поближе ко мне.
Гул, немного удалившись, снова вернулся. Я поднял воспаленные глаза вверх: исполинское днище летающего монстра вновь гордо отбрасывало матовые блики над улицей. В одной из выпуклостей, усеивавших днище, внезапно образовалась щель, быстро разошлась, словно жук крылья раскрыл-разломил, и из нее что-то выпало.